Два живописных цикла Евгения Балакшина
В.Б. Махаев, кандидат искусствоведения, заведующий НИО
Заслуженный художник Республики Мордовия Евгений Геннадьевич Балакшин родился 27 сентября 1962 года в Саранске. В 1981 году он окончил Саранское художественное училище им. Ф.В. Сычкова, где его любимым педагогом был М.С. Шанин. Несколько лет он учился в Харьковском художественно-промышленном институте, но, все-таки решил стать живописцем, и после службы в армии вернулся в родной город.
Евгений Балакшин входил в мир искусства в переломный для страны период. Рушились признанные авторитеты, терялось само представление о роли художника, о смысле творчества. На рубеже 1980-1990-х годов молодой художник создал серию ностальгических портретов «Моя родословная», получившую всероссийскую известность благодаря публикации в журнале «Юность». Общение с молодыми саранскими художниками Степаном Коротковым и Владимиром Карасевым, поиск своего пути и авторского почерка сделали Евгения Балакшина приверженцем фигуративной реалистической живописи. Большое значение для становления художника имели творческие поездки в Европу в 1998-2000 годах. В 2010-е годы он обратился к технике пастели (серии «Балет», виды Парижа, пейзажи), и достижения в графике позволили ему вступить в Общество пастелистов Испании.
Творчество Евгения Балакшина стилистически принадлежит русской реалистической школе живописи с ее вниманием к человеку, его облику и душевному складу, характеру, с тонкой передачей колорита и света, богатством цветовой палитры. Профессиональное мастерство было и остается для него главным мерилом творчества художника, непреходящей ценностью.
Мастер вдохновляется традициями отечественной пленэрной живописи, наполняя свои произведения искренностью, светом жизнеутверждения и радостью бытия. В своих бытовых сценках, сельских пейзажах, садовых натюрмортах, крестьянских и детских портретах мастер демонстрирует приверженность богатейшим традициям русского реализма, прежде всего творчеству Ф.В. Сычкова. Его образы привлекают естественностью и чистотой, что подчеркивается свежей, бодрой изобразительной манерой. Он показывает повседневную жизнь не как повторяющуюся обыденность, а как освещенный солнцем гармоничный мир. Художник призывает зрителя разглядеть в привычном особый лад и принять ценность земного как небесного.
С 1989 года Евгений Балакшин является активным участником республиканских, всероссийских и международных выставок. Он принимал участие в выставках в Саранске (1990, 1994, 2012, 2015, 2016), Москве (1991, 1992, 1993, 2022), Нижнем Новгороде (2021). В 2018 году его персональная выставка с успехом прошла в Пензенской областной картинной галерее им. К.А. Савицкого. Евгений Балакшин известен и как педагог, он работает преподавателем в Саранской детской художественной школе № 1.
Произведения Евгения Балакшина находятся в постоянной экспозиции Мордовского республиканского музея изобразительных искусств им. С.Д. Эрьзи, в многочисленных частных коллекциях в России и за рубежом. На юбилейной выставке, состоявшейся осенью 2022 года в МРМИИ, были представлены 63 произведения: 52 живописные работы и 11 графических, акварель и пастель, выполненных автором за последние пять лет. Эти произведения можно разбить на несколько живописных циклов, более подробно остановимся на двух.
«Белый храм на холме». Среди ярких, сочных, искрящихся светом полотен находятся три произведения – скромные по размерам и лишенные внешних эффектов. Это сельские пейзажи, выполненные с натуры. Они не только тонко передают атмосферу, погоду, состояние природы, час дня, но и точно воспроизводят реальность. Зритель, который знаком с нашими краями, без труда узнает в этих пейзажах красивое место, облюбованное художником. Оно расположено в 65 километрах от Саранска. В Чамзинском районе находится старинное село Сорлиней. Поэтому у зрителя есть возможность сопоставить художественные образы сельского ландшафта и реальность, которая запечатлена его памятью.
В первой картине, которая является выполненным с натуры этюдом, мы видим широкий осенний ландшафт, сверкающий золотом, и на фоне длинного холма святящееся как свеча здание церкви. Художник выбрал хорошую точку, потому что здание церкви именно отсюда, издалека, с проселочной дороги очень красиво воспринимается. Виден холм, он возвышается над долиной речки Штырма, его вершина покрыта лиственным лесом. На западном, обращенном на село склоне холма высится церковь, являющаяся доминантой большой округи. Церковь хорошо просматривается с дороги на село Медаево с расстояния 1 км, когда на переднем плане простирается заболоченная низина, усеянная кустарником. Летом церковь выглядит вот так, на фоне широкой зелени. А осенью белое здание читается на фоне рыжих склонов и листвы.
Художнику хочется подойти ближе к церкви, она расположена на склоне холма над селом. А село состоит из одной улицы, которая проходит по левому высокому берегу Штырмы. Ближние видовые точки расположены на улице под горой, откуда церковь видна с расстояния 100 м в резком нижнем ракурсе. Снизу, с сельской улочки церковь смотрится замечательно, она как корабль, застывший на вершине, над бренным крестьянским миром. Нам вместе с художником предстоит подняться по крутой грунтовой дороге, чтобы оказаться перед оградой среди деревьев.
Художник подходит к церкви с севера и видит ее красивый силуэт. Осенний день, неяркий и облачный, бугристый склон, пожелтевшая трава, золотые кроны деревьев, сероватые стены церкви. Крутой купол, на который падают лучи солнца. По теням мы догадываемся, что время послеобеденное. Ниже церкви видны крыши крестьянских изб, спускающихся в долину. Художник энергичными мазками заполняет плоскость, передавая ветреную погоду и шелест листьев. От крыльца церкви открывается замечательный, захватывающий дух пейзаж. С площадки видна многокилометровая панорама на долину Штырмы, на село Медаево справа и Сорлиней внизу.
А теперь расскажем о самом здании, раз мы забрались на вершину холма и подошли к его стенам. Здесь можно разглядеть архитектурные детали. В 1850-х годах в мордовском крае по одному архитектурному проекту были возведены две приходские церкви. В Сорлинее помещиком Жилиным была выстроена Никольская церковь. И в селе Новоямская слобода (Ельниковский район) построена Успенская церковь. Это здания-близнецы, хотя в ландшафте они расположены по-разному, в Сорлинее более эффектно на склоне холма.
Чередование апсиды, храма, трапезной и колокольни на одной продольной оси называется в православной архитектуре «кораблем». В объемной композиции «корабля» архитектором сделан красивый контраст четверика одноглавого храма и невысокой шатровой колокольни. Апсида и трапезная вдвое ниже карниза храма и колокольни. Двухъярусный четверик храма прорезан окнами в верхней части и увенчан полусферическим куполом с маленькой главкой. Трехъярусная колокольня представляет изящный восьмериковый звон с шатром на четвериках. Оштукатуренный лаконичный фасад дополнен гладкими карнизами, угловыми пилястрами и наличниками. Второй ярус храма подчеркивает аркатура, этот же мотив повторяется во втором ярусе колокольни. Такова композиция здания, типичная для провинциальной сельской архитектуры середины XIX века.
Художник Евгений Балакшин очень любит это удивительно красивое место. И часто возвращается сюда, чтобы еще раз запечатлеть храм. С этой же точки к северу от здания, но в другой тональности. На этот раз художник работает пастелью, он рисует поздней осенью, когда листва почти вся спала, оголились стволы, и ландшафт пожух. Художник рисует поздним вечером, когда на небе стал виден месяц, а на горизонте синей полосой тянутся убранные поля. Окошки церкви светятся теплым светом. Потому что в храме идет всенощное бдение, вечернее богослужение накануне воскресного дня. Оно начинается колокольным звоном на заходе солнца. И в третьем пейзаже художник показывает церковь как бы вырастающую из склона, из земли, из почвы, так же как из нее растут крестьянские дома. Но в этой пастели мы видим небо, не заполненное лохматыми облаками, как в картине, а просветленное, очищенное.
Евгений Балакшин любит показывать в своих произведениях людей – самых простых, обыкновенных, чаще всего крестьян, и мастерски это делает. Но эти три работы безлюдны, это пейзажи без людей, хотя их присутствие ощущается. Как и слышна гармония всего рукотворного ландшафта, который крестьяне преобразили своим нелегким трудом, одухотворили его, наполнили святостью.
На выставке Евгения Балакшина выделяется цикл из четырех живописных произведений, названный «Забытые вещи». Художник мастерски, ярко и сочно, фактуристо изображает предметы крестьянского быта. Предметы обыкновенные, которые были в каждом крестьянском дворе еще полвека назад. Сегодня их можно найти в любом областном краеведческом музее. Много музеев крестьянского быта открыто в районных центрах, в некоторых селах есть частные музеи. Кое-что даже можно купить в сувенирных лавках, но не каждый человек решиться использовать их в быту.
Молодое поколение, родившееся при интернете, взявшее в руки гаджеты раньше книги, взирает на эти предметы с недоумением. Каково их предназначение? Как ими пользовались? Из чего они создавались? А художник Евгений Балакшин смотрит на них с большой любовью, как и на всё крестьянское бытие. Он показывает их так, что мы чувствуем прикосновение человеческих рук. Крестьянских рук, которые их смастерили, которые их брали в поле или в лес, пользовались в избе или бане. Давайте присмотримся к ним повнимательнее. Пестерь и коса, горшок и люлька, дуга и кнут. Что же это такое?
На бревенчатой стене на гвозде висит пестерь. Это заплечная плетеная сумка, сработанная из бересты или, как говорили в некоторых местах, из берёсты. Заплечный рюкзак, в старину его называли по-разному: кузов, кошель, турач, рогач, пайва – это разные местные названия. Предназначен он для переноса съестных припасов, для сбора грибов и ягод. Встарь их собирали пудами, поэтому приспособление это было необходимейшим.
Конструкция его проста. Большой лист бересты режется на полоски шириной в 3 см, они складываются по выкройке и сшиваются суровыми нитками, в старину для этого использовали тонки еловые корни. Они очень тонкие и гибкие, а в длину достигают несколько метров. Каковы достоинства пестеря? Он очень легкий. Он не жмет спину, а принимает ее форму и греет ее, когда холодно. В пестере не преют грибы, не киснет ягода и не тухнет рыба. Пестерь изготавливают четырехслойный, поэтому он выполняет функцию термоса: летом в нем прохладно, а зимой — тепло. Пестерь – вещь очень долговечная, её хватало на несколько десятилетий, иногда для двух поколений семьи. Кроме пестерей крестьяне изготавливали заплечные сумки других конструкций: горбовик, понягя, крошни. Наши предки были людьми очень изобретательными.
На этой же картине Евгений Балакшина мы видим прислоненную к стене косу. Коса – это ручной инструмент для скашивания травы на корм скоту. Ручная коса представляет длинное металлическое лезвие, загнутое внутрь. К лезвию прикреплена за пятку деревянная ручка. В средней части этого косовища имеется рукоять для удобного держания (лучок).
Существуют 2 типа косы: коса-горбуша (или волынка, она короткая, у нее нет ручки, поэтому ею косят, склоняясь к земле) и коса-стойка (или литовка), которой косят, не сгибаясь, с прямой спиной. Поэтому литовка более удобна, она и более распространенная.
Но русские крестьяне научились косить литовкой только в середине XVIII века. До этого на Руси снимали хлеб с поля серпами, потому что стебли часто были полёгшие, стелящиеся по земле. В 1721 году император Петр Первый, который заимствовал в Европе все самое прогрессивное, издал указ, отправлявший группу крестьян в командировку в Прибалтику учиться косить. Петр писал: «Понеже в здешних краях в Курляндии, в Лифляндии и в Пруссах у мужиков обычай есть, что вместо серпов хлеб снимают малыми косами с граблями, что перед нашими серпами гораздо споро и выгоднее, что средний работник за десять человек сработает». Вот поэтому до сих пор длинную косу у нас называют литовкой. Но она не сразу прижилась, и всё из-за того, что тяжелый колос гнет слабый стебель к земле, не хватает в наших краях стеблю солнечного тепла для толщины и прочности.
Мы переносимся в женский закуток крестьянского дома, где находились мать с ребенком. На второй картине Евгения Балакшина изображена люлька. Она подвешена у стены за крюк, а ее нижняя часть освещена, обогрета яркими солнечными лучами. Люлька, или колыбель, баюкалка, зыбка — это разные названия подвесной или напольной качающейся кроватка для маленького ребёнка. Она изготовлялась из дерева и ткани. В такой кроватке можно было легко уложить ребёнка спать, покачивая его и напевая колыбельную песню. Слово колыбель происходит от древнерусского глагола колыхать, колыбать, что означало качать. А слово люлька возникло от славянского слова люлю, то есть лелеять, заботиться. Лёгкая зыбка (или кузовок), сплетённая из сосновых дранок, подвешивалась на черёмуховых дужках к очепу и имела подножку для качания. Очеп — это гибкая жердь, прикреплённая к потолочной балке, матице. На хорошем очепе зыбка колебалась довольно сильно, иногда на сажень от пола.
А если говорить о символике, то люлька в славянской традиции — это первая земная обитель человека, место магических оберегов, направленных на защиту жизни и здоровья ребёнка. Именно поэтому художник бросает на люльку горячие солнечные лучи, дающие всему на земле жизнь.
На третьей картине Евгения Балакшина мы видим три горшка. Они стоят на полу у стены рядом с лавкой. На них тоже падает свет, обжигающий, напоминающий печной жар, огонь углей. Потому что изготовление горшка связано с огнем, глина обжигалась и закалялась огнем, и использование горшка в быту тоже связано с жаром – для приготовления еды в печи. Глиняный горшок, низкий устойчивый сосуд с широким горлом — один из древнейших предметов, который использовался для приготовления еды и для ее хранения. А этим занимались женщины, следовательно, мы остаемся в бабьем углу, но только на кухне.
С древнейших времен крестьяне готовили в глиняных горшках. Делали это в русской печи, в которой горшки находились на одном уровне с горящими дровами и обогревались не снизу, как на открытом очаге, а сбоку. Такие горшки-корчаги назывались по-разному: латка – для тушения, гусятница – для птицы, кашник – для приготовления каши, каравайница – для выпечки хлеба. Горшки также использовались на столе: макитра – для перетирания семян, опарница – для теста, квашня – для квашения. Для хранения съестных припасов делали специальные горшки: рыльник – для хранения топленого масла, луковник – для хранения лука и чеснока, крупник – для хранения крупы. Кринка – это высокий узкогорлый горшок для молока, а кубышка – для хранения денег. Ну и для переноса еды тоже были особые горшки, назывались они щанки, горшок щаной (носить щи), полевик – для ношения еды в поле, подойник – для дойки и сохранения молока.
Все они размещались в горнице избы. Кстати, все эти слова: горница, горшок, гончар – происходят от древнерусского «грънъ» (или «горн» – плавильная печь). На протяжении многих столетий горшок был главным кухонным сосудом на Руси. Им пользовалась и знать и простые крестьяне, да и горожане тоже. Вплоть до середины прошлого века.
На четвертой картине Евгения Балакшина мы видим рубленую стену сарая, на которой висят дуга и кнут. Следовательно, мы оказались в сфере мужских занятий, к ним относилась забота о лошадях и о стаде.
Дуга – элемент сбруи, конской амуниции, упряжи, то есть принадлежности для запряжки, седлания и управления лошадьми. Интересно, что дуга впервые появилась у финнов и карел как распорка между оглоблями, а в XII-XIII веках ее переняли русские крестьяне. У нас все еще сохраняется стереотип, что русские всегда были более прогрессивным народом, чем их соседи, оказывается, так было не всегда.
Если представить запряженную лощадь, то можно будет разобрать ее снаряжение, например, одноконную дуговую упряжь (сбрую). Сверху дуга, облегает шею хомут с супонью (это ремень внизу хомута) и гужами (они связывают хомут с дугой и оглоблями). За дугу цеплялись различные элементы узды, к ним также относились бубенчики или колокольчики. Евгений Балакшин изобразил на дуге бубенчик. Дуга часто использовалась как украшение, ее поверхность покрывалась резьбой и росписью. Яркие, разукрашенные дуги надевались на лошадей в праздничные выездки, особенно при праздновании Масленицы или свадьбы.
На том же гвозде на картине Евгения Балакшина висит кнут. Это орудие для стеганья. Длинный плетёный ремень из сыромятной кожи имеет деревянную рукоять, то есть кнутовище. Кнут сплетается из длинных полос кожи и постепенно утончается к концу, на котором крепится узкий ремень, а к ремню крепится конец (крекер), состоящий из конского волоса. При нанесении удара с замахом конец кнута может развивать громадную скорость, из-за чего производится характерный громкий щелчок. Этот щелчок пугает рогатый скот, что частенько требуется пастухам. Существует несколько разновидностей кнутов, художник изобразил бич пастуха.
Вещи составляют предметный мир крестьянской жизни, он был четко разделен на мужскую и женскую сферы. Но в целом он был целесообразный и гармоничный, или как писал русский писатель Василий Иванович Белов ладный. Современные люди привыкли к тому, что вещи, которые нас окружают, постоянно меняются. Сегодня трудно уследить за новыми моделями и марками. А крестьянский народный дизайн оттачивал одну и ту же вещь столетиями, она не менялась веками. Об этом и рассказывают нам произведения Евгения Балакшина. В этом смысле цикл «Забытые вещи» является для молодого поколения очень познавательным.
И в заключении надо сказать о том живописном мастерстве, с которым художник показывает нам крестьянский предметный мир. И зритель вслед автору любуется этими вещами, которые конечно, нами не забыты.