Публикации

Дмитриева Т.Г., ст. н. с. отдела изофондов Государственного музея А. С. Пушкина.

В отделе рукописей Третьяковской галереи хранится довольно большой архивный фонд Петра Ивановича Нерадовского (1875-1962) — художника, историка искусства, реставратора и, без преувеличения, выдающегося музейного деятеля. Как справедливо отметил его первый биограф А.Н. Савинов, «даже одно перечисление учреждений, съездов, организаций, конференций, комиссий позволяет судить не только о том, как он сам был нужен для различных дел, — оно наглядно свидетельствует о невиданном до того размахе живых работ» и остается «изумляться тому, какая жадная энергия проявлялась … в самых трудных жизненных условиях». (1) Нерадовский — автор интереснейших мемуаров, можно лишь сожалеть, что они давно не переиздавались. (2) В 1955 на чествовании П.И. Нерадовского академик И.Э. Грабарь справедливо отметил: «История искусства знает поразительные примеры недооценки и недопонимания современниками некоторых из своих замечательных деятелей искусства … Здесь мы, хотя и со значительным опозданием, имеем возможность воздать при жизни хвалу выдающемуся художественному деятелю и превосходному художнику … Все вы хорошо знаете Государственный Русский музей … Так вот, Петр Иванович Нерадовский – его фактический созидатель, полжизни вложивший в это великое дело, собравший сюда все разрозненные до того сокровища русского искусства». (3) Среди этих сокровищ были и работы академика живописи И.К. Макарова. Материалы фонда, хотя и разрозненные, свидетельствуют о неоднократных встречах и работе П.И. Нерадовского с детьми художника, владельцами портретов работы И.К. Макарова.

Дело № 2041 ‑ «Биографические сведения об И.К. Макарове» насчитывает всего 4 документа: биография, составленная М.И. Макаровой, дочерью художника (16 февраля 1926 года, л. 1); список работ, находящихся в квартире М.И. Макаровой, ([1926], список – автограф чернилами, дополнения – карандашом, л. 2); автобиография И.К. Макарова (1880-е, автограф); письмо Н.Н. Казнакова от 26 марта 1925 года (автограф, л.5). Большая часть информации использована исследовательницей Т.В. Елисеевой в изданиях 1994-2002 (4).

Письмо Н.Н. Казнакова к П.И. Нерадовскому, на наш взгляд, заслуживает полной публикации. Этот документ из тех, которые по информативности, при скудости новых сведений о жизни и творчестве И.К. Макарова, стоят монографий. Автор письма общался с художником и высоко ценил его творчество. При внешней красоте почерка прочитать удалось не все.

«Исполняю обещанное и сообщаю Вам то, что помню о Макарове.

В период с 1861-1875 год он рисовал портреты с меня, моего брата и моей сестры – эти портреты очень хороши и находятся у моего брата Сергея, но куда он их <неразб., м.б. отправил, девал> теперь – не знаю – как узнаю, сообщу Вам.

Во второй половине восьмидесятых годов кавалергардский полк решил поставить два образа – Воскресения и Александра Невского, победителя <?> трех битв со шведами в Храме Христа Спаса на Крови. Председателем комиссии был выбран я. Мы объявили конкурс. Из представленных эскизов только эскизы Нестерова и Макарова <неразб., м.б. отобраны, понравились>. Приглашенные нами эксперты: Боткин, Григорьев и Парланд высказались за Нестерова – ему и был дан заказ, хотя мне больше нравился Александр Невский Макарова: больше жизненности и меньше византийства, которое, в скобках, я не люблю. Макаров изобразил его на камне с простертыми к образу руками, с мечем, поверженным на землю перед образом, произносящим слова: «Не в силе Бог, а в Правде». Христос ни Нестерова, ни Макарова мне не понравился, да и вообще ни один из Спасителей, даже <неразб., м.б. великого> Макарова, меня не удовлетворял – по-моему, задача не по силам человеческим <?>.

В это время Макаров писал все образа, между прочим, целую серию какому-то разбогатевшему инженеру в церковь в деревню, кажется Новгородской губернии, к сожалению не помню. Великолепен образ царицы Александры в момент ее смерти на доходе до места казни. Выражение лица и всей фигуры таковы, что по-моему, кто раз их видел – никогда не забудет. Вообще весь образ Макарова – картина и вместе с тем, глядя на нее, чувствуешь, что и картина, и образ, хотя нет никакой условности, присущей образам, а есть что-то, что нельзя выразить словами, но это чувствуется.

Великолепен образ всех святых тех лиц, которые находились в царском поезде во время крушения в Борках. Этот образ находится в церкви Главного штаба. По словам Макарова, он хотел изобразить то, что происходило на Небе во время крушения, как все святые обратились к Богу с мольбой о помощи, причем каждый обращается сообразно его характеру. По-моему, это ему вполне удалось. Быть может, я это думаю потому, что Макаров прочел мне целую лекцию о характерах этих святых, которых он писал.

Вообще могу сказать, что он был окружен книгами о жизни тех святых, чьи образы он писал и начинал писать только тогда, когда у него в голове слагался полный и реальный образ святого.

Относительно манеры <?> его письма могу сказать следующее: он очень тщательно делал рисунок, долго составлял тон световых пятен <?> лица, когда его находил, то протирал этим тоном все лицо, кроме глаз. Затем писал глаза, а уже потом по проложенному тону прокладывал тени и полутени.

Вот все, многоуважаемый Петр Иванович, что осталось у меня в памяти, у Макарова было очень много детей – где они? Может быть они могли бы сообщить что-нибудь еще. Примите уверения в полной преданности, Н. Казнаков. 26 марта 1925 года»

Письмо Н.Н. Казнакова позволяет дополнить каталог работ художника тремя детскими портретами 1860-х‑середины 1870-х: автора письма, Николая Николаевича, его брата Сергея, одной из сестер. Казнаковы – дети генерала от инфантерии Николая Геннадиевича Казнакова от брака с Елизаветой Сергеевной Неклюдовой (парные портреты Казнаковых работы И.К. Макарова переданы в собрание ГРМ автором письма): Николай (1856-1929), генерал от кавалерии, в эмиграции; Сергей (1863-1930), действительный статский советник, искусствовед, историк, коллекционер, часть своего художественного собрания передал в Русский музей, в 1918-1922 сотрудник Русского музея, Эрмитажа, Пушкинского дома, в эмиграции. Сестры: Варвара (1865- после 1916),фрейлина, Ольга (1866-после 1916). (5)

Подробности проведения конкурса, объявленного офицерами Кавалергардского полка и об участии в нем И.К. Макарова, о чем столь живо и ярко пишет Н.Н. Казнаков, можно узнать из истории кавалергардского полка. В 1881 в память Александра II офицеры полка просили разрешения «принести посильную лепту постановкой в храм» икон. Необходимые средства были собраны за несколько лет. В 1890-1891 определился стиль внутреннего убранства храма. В январе 1891 общее собрание офицеров избрало особую комиссию, в которую в разные годы входили Н.Н. Казнаков (1891-1900), Д.Я. Дашков, М.А. Серебряков, Е.И. Бернов, кн. Н.П. Кропоткин и др. Комиссия «предложила художникам В.М. Васнецову, И.К. Макарову, В.П. Верещагину и Н.А. Бруни представить по одному эскизу икон Воскресения и святого Александра Невского». Мысль о создании иконы святого Александра Невского была высказана А.А. Араповым (6) «Экспертами были приглашены: вице-президент Академии Художеств граф И.И. Толстой, М.П. Боткин, профессора П.П. Чистяков и Н.А. Кошелев и академик А.А. Парланд. Эксперты остановились на эскизах Нестерова, которому и были заказаны иконы, с платою по 1 000 рублей за каждую». (7)

Благодаря письму Казнакова мы имеем возможность представить, как выглядел эскиз образа св. Александра Невского работы И.К. Макарова. Можно предположить, что комиссия предпочла работу М.В. Нестерова, как более соответствующую стилистическому оформлению интерьеров храма и мозаичной технике, отличающейся известной степенью условности.

В письме Н.Н. Казнакова упоминается, что И.К. Макаров работал над большим заказом для частной церкви в Новгородской губернии. К сожалению, изучение краеведческих материалов пока не дало результата. Вопрос о заказчике остается открытым. (8) Правда, удалось выяснить, что образы Спаса Нерукотворного и святой царицы Александры являлись частью одного заказа, над которым художник работал с 1885. Спас Нерукотворный был представлен на выставке в Соляном городке весной 1886 года и стал предметом дискуссий. Одни его превозносили, другие хулили. (9). Одно то, что образ не оставлял никого равнодушным, на наш взгляд свидетельствует о том, что он является самостоятельным оригинальным произведением художника. Этому посвящен глубокий очерк Я.П. Полонского (10).

Полной неожиданностью стало обнаружение фотографий интерьеров императорских покоев 1900-1910-х годов: комнат великих княжон Ольги и Татьяны, Марии и Анастасии, императорской четы в Александровском дворце Царского Села, спальни цесаревича Алексея в Ливадийском дворце (?), а также гостиной дачи А.С. и Н.И. Танеевых в Петергофе. На всех фотографиях хорошо различима, вероятно, репродукция образа Спаса Нерукотровного, иконографический тип, созданный И.К. Макаровым. Этот факт свидетельствует о признании и популярности образа на протяжении нескольких десятилетий после кончины художника. Возможно, со временем этому факту найдется объяснение и мы узнаем — кто и когда ввел этот образ в семейный обиход последнего императора. (11)

В биографиях И.К. Макарова разных лет упоминается, что «кроме портретов, он написал немало икон для церквей и других религиозных картин», в том числе для «церкви училища правоведения, первого кадетского и Пажеского корпусов» (12).

На сегодняшний день эту информацию можно конкретизировать. В Петербурге насчитывалось семь государственных и учебных учреждений, для которых художник выполнил иконы или картины религиозного содержания. В 1885 – для церкви великомученицы Екатерины при Училище Правоведения: «К 50-летию освящения домовой церкви Училища бывший правовед тайный советник Сущов принес в дар образ святого апостола Петра, писанный масляными красками художником Макаровым, на постаменте образа внизу красуется надпись: «Августейшему основателю, Попечителю и Благодетелю Императорского Училища Правоведения 23 ноября 1885 года. По случаю 50-летия церкви». Икона была помещена «около того места, где имел обыкновение молиться в Бозе почивший Принц» (13).

Еще в 1881 году И.К. Макаров исполнил портреты детей императора Александра III и повторил их для королевы Дании: наследника цесаревича великого князя Николая (1868-1918), великих князей Георгия (1871-1899), Михаила (1878-1918) и великой княжны Ксении (1875-1960). Вероятно, трагическая гибель императора Александра II и вступление на престол его сына Александра, стала поводом и для создания полотна «Благословение господне на Вас». В 1883 художник исполнил два изображения для «Описания священного коронования Их Императорских величеств…». Неоднократные заказы портретов членов императорской фамилии и связанное с позированием общение между моделями и художником, отчасти объясняет, почему И.К. Макаров воспринял трагическое происшествие в Борках как личное и создал нескольких вариантов образов и картин религиозного содержания, посвященных чудесному спасению Августейшей семьи. (14)

Около 1890 для церкви святого великомученика и Победоносца Георгия при Генеральном и Главном штабе художник создал: «священное изображение Проповедующего Христа, глаголющего из века в век всем верующим: «И власи главы вашея вси изочтены суть: не убойтеся убо» (Евангелие от Луки XII, 7). Художественное изображение Христа (на полотне, имеющем 3 арш. 6 верш. вышины и 2,5 арш. ширины) принадлежит кисти известнейшего по духовной живописи академика И.К. Макарова, вдохновившегося в настоящем своем произведении тем описанием Спасителя, которое дошло до нас в известном письме сенатора Лентула к римскому сенату, а также тем изображением Его, которое, по повелению Тиверия Кесаря, было вырезано на изумруде, доставшемся впоследствии от турецкого султана папе Иннокентию VIII в виде выкупа за брата султана, взятого в плен христианами». На куполе была изображена звездная карта неба в момент крушения императорского поезда – более 1200 звезд. Все расчеты и разработка проекта были выполнены офицерами военно-топографического отдела Главного штаба (15).

В конце 1880-х – начале 1890-х для училища Правоведения ‑ икона в память чудесного спасения Императорской семьи при крушении поезда в Борках 17 октября 1888 года. Образ с лампадой находился в актовом зале училища (16).

Для Первого кадетского корпуса – картина «Христос, благословляющий детей», которая находилась в приемном зале. (17)

Для Пажеского корпуса: «икона больших размеров, в деревянном киоте, работы художника Макарова, сооруженная бывшими пажами в память чудесного спасения царской семьи 17 октября 1888 года. На киоте надпись: «В память чудесного спасения Его Императорского Величества Александра III и его Августейшей семьи. От всех бывших питомцев Пажеского Его Императорского Величества корпуса». По размерам икона не вмещается в церковь, почему и помещена в столовом зале». (18)

В 1891 рабочие и служащие Экспедиции заготовления государственных бумаг в память чудесного спасения императорской семьи в Борках ходатайствовали об учреждении храма, который был устроен в административном здании и освящен в 1892 году во имя преподобномученика Андрея Критского. Снаружи над входом поместили копию картины академика И.К. Макарова, изображавшую крушение в Борках. (19)

В 1894 для обновленной и вновь освященной церкви во имя Святителя Николая в доме министра путей сообщения – образ святого благоверного князя Александра Невского. (20) Фотография интерьера с образом работы И.К. Макарова дает уникальную возможность представить, как выглядел эскиз образа, который художник выполнил для Храма Христа Спасителя на Крови.

В 1895 Михайловский дворец был продан в казну с целью создания национального музея. При покоях великого князя Михаила Павловича существовала церковь во имя Михаила Архангела, куда при продаже дворца поступили два полотна работы И.К. Макарова – «Иона во чреве кита» и «Видение Иезекиили». (21)

После смерти художника 24 ноября 1897 на заседании в Академии художеств рассматривался вопрос о поступлении в Русский музей картин профессора Васильева и академика Макарова: «Главное инженерное управление доставило в музей 13-ть картин профессора Васильева и академика Макарова, служащих образцами для мозаичных икон в храме братского кладбища в Севастополе». Работы академика Макарова: Страшный суд, копия с картины Литовченко — 0,73 х 0,73 сажени; Пророк Иона — 0,67 х 0,37 саженей; Пророк Иезекииль – 0,67 х 0,37 саженей. Большинством голосов предложение отклонено. (22) К сожалению, пока не ясно – это одни и те же картины, или авторские повторения, а главное, сохранились ли они и где находятся. Современные фотографии восстановленного живописного убранства свято-Никольского храма в Севастополе дают представление о композиции этих работ художника.

В любом случае, упоминание о работе И.К. Макарова для храма Святителя Николая на Братском кладбище в Севастополе представляет значительный интерес. Севастопольский храм — новая страница в творческой биографии художника, заслуживающая отдельного изучения. (23)

Вероятно, с Севастополем связан и портрет вице-адмирала В.А. Корнилова, о котором упоминает А.Н. Бенуа в дневнике: 1918, вторник 24 сентября, Русский музей. «Совет решил возбудить перед Коллегией по делам музеев вопрос о кредите для его покупки, а также для приобретения портрета адмирала Корнилова работы И.К. Макарова», правда, из текста не ясно, приобрели ли этот портрет и какова его дальнейшая судьба. (24)

Упоминания о портретах работы И.К. Макарова встречаются в мемуарах, что случается довольно редко. Так княгиня Александра Николаевна Голицына, правнучка Н.М. Карамзина, вспоминает визиты к Е.Ф. Тютчевой: «У Екатерины Федоровны в ее уютной квартире нас ожидал чай в гостиной…Сама Екатерина Федоровна лежала на кушетке под своим портретом, написанным масляными красками, кисти Макарова, который писал и тот большой портрет бабушки, висевший у нас над тахтой в Новгороде и затем в Царском Селе». (25) На основании данных родословной мемуаристки, можно предположить, что имелся в виду портрет княгини Екатерины Никитичны Голицыной, рожденной княжны Трубецкой (1831-1918), с 1856 второй жены князя Павла Васильевича Голицына.

В заключении хотелось бы отметить, что проведение масштабного выставочного проекта 2012 года, безусловно, оживило интерес к творчеству И.К. Макарова. За прошедшие годы появилась информация о новых портретах работы И.К. Макарова. Эта информация требует изучения и систематизации.

Примечания.

(1) Савинов А.Н. Вступительная статья // Нерадовский П.И. Из жизни художника. Л., 1965. С. 13

(2) Жизнь и многообразная деятельность П.И. Нерадовского давно заслуживают монографического исследования. Статьи И.Л. Кызласовой лишь отчасти восполняют этот пробел: Кызласова И.Л. О благословении патриархом Тихоном трудов деятелей культуры по сохранению и реставрации памятников древней живописи // История собирания, хранения и реставрации памятников древнерусского искусства. Сборник статей. М., 2012; она же. Древнерусские страницы в книге жизни П.И. Нерадовского // Византия и Древняя Русь… Материалы международной научной конференции. Сборник статей. СПб., 2013

(3) Савинов А.Н. Указ.соч. С. 16

(4) В список работ художника, составленный Т.В. Елисеевой, не включен «портрет г. Бютцевой» (список дочери, № 20). Возможно, это портрет жены русского дипломата Евгения Карловича Бюцева (1837-1904) – Елены Васильевны, рожд. Клейменовой.

(5) Бутакова Ольга Николаевна, рожд. Казначеева, жена капитана 1-го ранга Александра Григорьевича Бутакова (1861-1917).

(6) Арапов Александр Александрович (1830- после 1908), поручик кавалергардского полка, гофмейстер, действительный статский советник, двоюродный брат Ивана и Николая Андреевичей Араповых, женатых на сестрах Ланских, дочерях Н.Н. Ланской-Пушкиной. (Сборник биографий кавалергардов. Т.3, 4. СПб., 1906, 1908)

(7) История кавалергардов. 1724-1799-1899. Т. 4. СПб., 1912. С. 314-316

Из письма М.В. Нестерова от 15 марта 1892: «… все это вышло благодаря В.М. Васнецову, он указал меня кавалергардскому полку, который сначала обратился к нему. Я решил заказ взять, хотя возможно, эскизы не утвердят, но это ничего, я за них получаю по 100 рублей и ничего не теряю в своем деле». Уже в конце марта Нестеров закончил работу над эскизами, отметив, что в них «заметно влияние Васнецова» (Нестеров М.В. Письма. Избранное. Л., 1988. С. 88-89)

(8) Аничков И.В. Обзор помещичьих усадеб Новгородской Губернии. Новгород, 1916

(9) Весной 1886 В.Д. Поленов писал родным: «Вчера с утра устраивал выставку, выдающегося пока немного», как «выдающиеся» отмечены работы Шишкина, Дубовского, Левитана и автора письма. Спустя несколько дней: «ходил в Соляной городок смотрел на картину Макарова Нерукотворный Спас — очень скверный, от которого дамы без ума» (ОР ГТГ. Ф. 54. Д. 423. Письма от 28.02.1886, 01.03.1886). Л. 7 об.) Учитывая творческие искания и устремления В.Д. Поленова, принадлежность художников к разным поколениям, направлениям в искусстве, вполне можно понять его отношение к образу Макарова.

(10) Полонский Я.П. Образ Спаса Нерукотворного И. Макарова // Нива. Иллюстрированный журнал литературы и современной жизни. 1885. № 14. С. 366-367

Нерукотворный лик Христа Спасителя, грав. Ю. Барановского по фотографии // Там же. С. 361

Святая царица Александра. Ксилография И.И. Хелмицкого с картины И.К. Макарова // Всемирная иллюстрация. 1898. № 1526 (25 апреля)

(11) К сожалению, пока не опубликована часть сводного каталога культурных ценностей, утраченных в годы Великой Отечественной войны, посвященная собранию Александровского дворца. См. Земляниченко М.А., Калинин Н.Н. Романовы и Крым. М., 2003; Зимин И.В. Александровский дворец в Царском Селе: люди и стены. 1796-1917. М., 2015. Всего в опочивальне императорской четы насчитывалось около 700 предметов культа.

(12) Иван Кузьмич Макаров. Живопись. Графика: Альбом. Саранск, 2002. С. 23

(13) Сюзор Г.П. Ко дню LXXV юбилея Императорского училища Правоведения. Исторический очерк. СПб., 1910. С. 66

Николай Николаевич Сущов (1830-1908), выпускник училища, управляющий канцелярией министерства юстиции, обер-прокурор 4-го департамента Сената. В 1872 вышел в отставку, предприниматель.

Из дневника государственного секретаря А.А. Половцова: 5 декабря 1885 года «С 10 час. в Училище правоведения. Молебен в присутствии всего царствующего семейства, толпы бывших и настоящих воспитанников, их матерей и жен. После церковной церемонии все бывшие воспитанники выстраиваются в ряд по старшинству выпусков. Государь, сопровождаемый четырьмя своими братьями, обходит этот строй и разговаривает со старейшими, потом, обойдя все здание училища, уезжает. После его отъезда происходит торжество так называемого акта, причем произносятся речи, поздравления и т.д. Высочайший рескрипт, написанный Победоносцевым, весьма удачен. В 7 час. собираются в залу Дворянского собрания для товарищеского обеда, на который приглашен принц Александр Петрович. Тостам нет конца, пьют даже здоровье покойных императоров Николая и Александра II, причем оркестр играет гимн «Коль славен». Во всем этом есть некоторый чисто национальный пересол, впрочем, довольно невинного свойства. Во главе всех таких пиршеств стоит почтенный Николай Иванович Стояновский» (Половцов А.А. Дневник государственного секретаря. Том 1. М., 2005. С. 391)

(14) «Благословение Господне на Вас. Семья Александра III перед Христом», начало 1880-х (ГМЗ Павловск). Вероятно, в биографической статье 1906 года (Энциклопедия Брокгауза) эта картина упоминается под названием «Христос, благословляющий царское семейство», находилась в Александровском дворце Царского Села. «Нагорная проповедь», 1889 (ГМИР, СПб.); «В память чудесного спасения семьи Александра III», описанная в письме Н.Н. Казнакова, около 1890 (ГМИР, СПб.; эскиз – Мордовский республиканский музей МРМИИ, Саранск). См. Макаров Иван Кузьмич (1822-1897). Живопись, графика, историко-религиозная живопись. Саранск, 2012.

(15) Церковь Генерального и Главного Штаба во имя св. великомученика и Победоносца Георгия. Описание составленное по случаю обновления церкви. СПб, 1890

(16) Пашенный Н.Л. Императорское училище правоведения и правоведы в годы мира, войны и смуты. Мадрид, 1967

(17) В собрании ГРМ хранится эскиз И.К. Макарова «Христос, благословляющий детей». Бумага, карандаш.

(18) Даниловский А. Церкви в здании Пажеского Его Императорского Величества корпуса. СПб., 1909. С. 8

(19) Построение и освящение церкви при Экспедиции заготовления государственных бумаг. СПб., 1893

(20) Осинин А.П. Краткий исторический очерк и описание Храма при доме министра путей сообщения. СПб., 1904

(21) Энциклопедия Санкт-Петербурга. Электронная версия: «После закрытия храма в 1918 году, иконостас и образа передали в запасники».

(22) Журналы и отчет Императорской Академии художеств за 1897. СПб., 1898. С. 99-100

(23) Храм-пирамида во имя Святого Николая – православный храм-памятник на Братском кладбище в Севастополе. Уникальный образец культовой архитектуры второй половины XIX века. Храм строился с 1857 по 1870 годы. За проект храма архитектор А.А. Авдеев был удостоен звания академика. На стенах с внешней стороны размещены 56 досок, со списком воинских частей, участвовавших в обороне города 1854—1855, и количеством павших в боях. В интерьере в стены вмонтированы 38 досок чёрного мрамора с именами 943 офицеров, генералов и адмиралов, погибших в дни обороны Севастополя. Интерьер церкви украшала прекрасная фресковая живопись, выполненная художниками-академиками М.Н. Васильевым, А.Е. Карнеевым и А.Д. Литовченко. Вскоре фрески, пострадавшие от высокой влажности, заменили мозаикой, выполненной в мастерской итальянского художника Сальвиати. В годы Великой Отечественной войны 1942—1944 храм сильно пострадал: верхушка здания была разрушена, огромный крест упал на землю, мозаичное оформление интерьера практически полностью было утрачено. В 1969 началось восстановление храма. С 1989 в храме возобновлено богослужение. (Мир вокруг нас: Крым. 2004)

(24) Бенуа А.Н. Дневник. 1918-1924. М, 2010. С. 180

Корнилов Владимир Алексеевич (1806-1854), вице-адмирал, генерал-адъютант, герой Севастопольской обороны.

(25) Голицына А.Н. Когда с Вами Бог. Воспоминания. М., 2017. С. 56.

К сожалению, как выглядел портрет и где находится пока не установлено.

Голицына Александра Николаевна княгиня, рожденная княжна Мещерская (1864-1941), правнучка историка Н. Карамзина, гр. Н.П. Панина, дочь кн. Н.П. Мещерского (1829-1901) от брака с графиней М.А. Паниной (1830-1903). Жена князя Павла Павловича Голицына (1856-1914), внука князя В.С. Голицына и гр. А.П. Строгановой, сына кн. П.В. Голицына (1822-1871) от второго брака с княжной Е.Н. Трубецкой (1831-1918). Брат последней князь Петр Никитич Трубецкой (1826-1880) был женат на княжне Елизавете Эсперовне Белосельской-Белозерской (1834-1907). Интересно, что в отчете Академии художеств за 1855-1857 среди портретов, исполненных И.К. Макаровым по частным заказам, упомянуты портреты кн. Трубецкого, кн. Трубецкой и детский княжны Трубецкой. (Описание общего собрания ИАХ, бывшего 17.03.1857 и Отчет Академии с 04.11.1855 по 17.03.1857. СПб., 1857. С. 25-26).

Интернет-ресурсы:

Энциклопедия Санкт-Петербурга. Электронная версия

Andcvet.narod.ru

Blog.excurspb.ru

Penzahroniki.ru

Sobiry.ru

ПРИЛОЖЕНИЯ

Салов И.А. Умчавшиеся годы // Русская мысль. 1897. № 9

Об авторе. Илья Александрович Салов (1834-1902), русский прозаик, драматург, мемуарист. Родился в родовом имении Никольское Пензенской губернии. Соседями Саловых были Огаревы, Тучковы, Сатины, Мартыновы и другие. В 1850 усадьба сгорела, семья была разорена и юноша уехал в Москву, поступил на службу в канцелярию губернатора, которую сочетал с писательским трудом. Его произведения публиковались в «Современнике», «Отечественных записках», «Русском вестнике», «Русской мысли». Салов – представитель демократического направления русской литературы второй половины 19 века, в его произведениях ощутимо влияние И.С. Тургенева. В 1884-1892 его сочинения вышли отдельным изданием в трех томах. Интересно, что ради участия в проведении крестьянской реформы и учреждении земства, он вышел в отставку и девять лет исполнял обязанности мирового судьи, позднее земского начальника.

 

Фрагмент воспоминаний. О храме при усадьбе Никольское, в котором работали отец и сын Макаровы.

Один из соседей по усадьбе, Николай Дмитриевич Манухин, «благообразный старичок: седенький, чисто выбритый и всегда изящно одетый. Он был купец, но ничего купеческого в нем не было, а напротив выглядывал барином лучше иного барина. Жил он открыто, дом имел большой, хорошо меблированный и был великий хлебосол. При доме у него имелась большая галерея, уставленная тропическими растениями и представлявшая из себя нечто вроде маленького зимнего сада. У него были свои оранжереи, свои теплицы и красивый сад с роскошными цветниками. Но более всего мне нравился тот пруд, о котором я только что говорил. Боже мой, какой только не было на нем дичи в весеннюю и летнюю пору!..

Помнится мне, что каждый раз Манухин, как только мы бывали у него, надоедал матери упреками, что она слишком нерасчетливо тратится на окончание постройки церкви, которую начал покойный отец.

— Помилуйте, — говорил Манухин, понюхивая табак из своей золотой табакерки. — К чему, например, разделывать стены под мрамор и делать церковь теплою? Лес у вас и без того порублен. Мужик на ваш мрамор даже не обратить внимания, а зимой, как бы ни была тепла церковь, все-таки тулупа с себя не снимет. А вы могли бы простоять обедню и в салоп.

Но мать ничего и слышать не хотела. И действительно, на отделку церкви она ничего не жалела. Стены и четыре колонны, поддерживающие потолок, были разделаны под мрамор и украшены художественною живописью. Такой же живописью был украшен и потолок. Как теперь помню, что на первом плане потолка была изображена фигура ангела, державшего в руке церковное паникадило, а на втором Бог Саваоф, окруженный сонмом херувимов. Живописью наша церковь, действительно, отличалась, так как ею заведовал известный в то время в Пензе живописец Макаров, сын которого, Иван Кузьмич Макаров, сделался впоследствии известным художником. Этот-то, тогда еще очень молодой человек, писал у нас местные иконы, запрестольный образ и некоторые картины на стенах. В описываемое время он еще не имел звания художника и, будучи учеником отца, работал в его мастерской. Но кисть молодого Макарова превзошла кисть своего учителя. Мне отлично помнится, что мать первая обратила свое внимание на молодого художника и посоветовала старику Макарову похлопотать о том, чтобы его сыну было предоставлено звание художника, и вызвалась даже помочь ему в этом деле. Старик долго не соглашался на это, сомневаясь в успехе, но молодой Макаров, обрадованный и польщенный предложением матери, принялся приставать к отцу с тою же просьбой и после долгих приставаний добился, наконец, его согласия. В то же время он принялся писать картину, изображавшую группу мордовок в их оригинальных национальных костюмах. Помню даже, как из соседнего мордовского селения Шайгува привозили к молодому Макарову мордовок, с которых он и писал свои этюды. Картина эта предназначалась для представления в академию на получение звания художника. Мать писала по этому случаю кому-то в Петербург, но сослужили ли эти письма какую-нибудь службу Макарову, я не знаю, знаю только, что старания молодого человека не пропали и что он за эту картину получил звание художника. Молодой Макаров проработал у нас все лето до 1 октября, т.-е. до самого того дня, когда состоялось в Никольском освящение новосооруженнаго храма во имя Спаса Нерукотвореннаго. Освящение совершал преосвященный Амвросий, бывший в то время пензенским епископом. Преосвященный Амвросий прожил у нас со своей свитой три дня и каждый день совершал в новоосвященном храм всенощные и литургии. Народу нахлынула такая масса, что мне никогда еще не приходилось встречать такого громадного стечения. Пришлые богомольцы помещались вокруг церкви, где и ночевали, кто в разбитых палатках, кто под телегами, а кто и просто под открытым воздухом. Были привезены и всевозможные больные, чаявшие получить исцеление, а в особенности много было так называемых кликуш, которые обыкновенно во время чтения Евангелия или Великого выхода принимались неистово кричать и бесноваться. Их считали тогда одержимыми бесами».

Несколько лет спустя, «во время этих-то летних каникул нас постигло страшное горе, послужившее началом нашего полнейшего разорения. Какого именно числа случилось это, я не помню, но помню, что хлеб был уже убран и весь свезен на гумна. Вдруг раздался набат. Мы выбежали из дому — и нашим глазам представилось страшное зрелище: все село Никольское было объято пламенем и черный, как сажа, дым застилал всю окрестность.

— Пожар!…пожар! — кричал повсюду народ, спешивший на место пожара.

Мать, выбежавшая на крыльцо, при виде этой картины, упала без чувств на ступени крыльца, а потом свалилась на землю. Ее поспешили отнести в дом, а я побежал по направлению к селу. Никаких пожарных инструментов, конечно, не было. Бывший на пожаре народ исключительно хлопотал только о спасении своего имущества. Он с воплем и криком вытаскивал из горевших изб разный домашний скарб и ему некогда было думать о прекращении пожара, да и немыслимо было прекратить его, ибо страшный ветер, словно с остервенением, разбрасывал по сторонам горевшие пучки соломы, подхватывал эти пучки и далеко-далеко уносил их.

— Гумна, гумна горят! — послышался чей-то крик.

Я посмотрел в сторону гумен, и сердце мое облилось кровью: все крестьянские гумна, плотно заставленные одоньями хлеба, словно слились с горевшим селом. Жар был так палящь, что весь народ, беспорядочно суетившийся вокруг своих изб, как один человек, отхлынул от места пожара и поспешил спасать собственную свою жизнь. Пожар продолжался всего сорок минуть, и село Никольское, состоявшее дворов из сотни, через сорок минут уже не существовало: сгорели все гумна, в том числе и наши, все крестьянское имущество, вытащенное на улицу, и несколько человек крестьян.

Когда села уже не существовало, явились и пожарные трубы с винокуренного завода Огарева и с чугунного завода Манухина, но трубам этим работать в селе Никольском было уже нечего; за то им пришлось поработать в казенном лесу, примыкавшем к нашему селу, в который забрался ненасытный огонь.

Когда я воротился домой, то увидал мать, заливавшуюся слезами, а возле нея сидел наш приходской священник, Петр Сергеевич Охотский.

— Не плачьте, кума, — утешал он.— Как вам не грешно? Господь Бог любя наказует… Ведь после этого самого пожара вы разбогатеете! — горячился он, ударяя себя кулаком в грудь. — Поверьте, разбогатеете… Только вот что прикажите сделать: прикажите собрать всю эту золу и удобрите ею поля…

Отец Охотский говорил это с таким убеждением и так горячо, что, кажется, сам глубоко верил в справедливость своих слов.

Однако, мы не разбогатели и все это кончилось тем, что нам не с чем было выехать в Пензу, почему мне и не удалось кончить курс в гимназии.

Есть пословица: «придет беда — растворяй ворота» — и, действительно, новая беда пришла: не с чем было выехать в Пензу, нечем было и заплатить проценты в опекунский совет, в котором имение наше было заложено. Имение было назначено к публичной продаже. И вот мать, собрав кое-какие деньжонки, поскакала сперва в Нижний Новгород, где служил в то время ея брат, Евстратий Юрьевич Бибиков, а затем к родным в Москву, рассчитывая с их стороны на материальную поддержку; но ни в Нижнем, ни в Москве таковой, конечно, не нашла, и наше родное село Никольское в ту же зиму было продано с аукционного торга, и мы остались, как говорится, «крыты небом и обнесены светом. Когда мы оставляли Никольское, никто даже не подозревал, что мы оставляем его навсегда. Это весьма понятно, так как в то время газеты еще не были распространены и имения, назначенные в продажу, так и продавались втихомолку. Да и мало кто интересовался этим. Мать перед отъездом отслужила панихиду на могиле отца, завязала в платок горсточку земли с этой могилы, а потом отслужила в церкви напутственный молебен. Собралась дворня проводить нас, перецеловалась со всеми нами и пожелала благополучного пути и скорейшего возвращения…

Мы выехали из Никольского недели за две до его продажи. Мать все на что-то надеялась и почему-то полагала, что продажа будет отсрочена.

В Москве мы остановились в гостинице Шевалдышева. Приехали мы в Москву ночью, а на утро мать отправилась к своей двоюродной сестре, Марье Гавриловне Дюклу, урожденной Бибиковой. Дюклу в то время был управляющим московского коммерческого банка, помещавшегося на Никитском бульваре. От этой-то госпожи Дюклу мать впервые и узнала о продаже Никольского и о том, что от этой продажи нам осталось сколько-то тысяч. Это несколько успокоило мать, и она порешила немедленно ехать в Петербург и купить там маленькое именьице: «un реtit рiеdà tегге», — как она выражалась». Имение Саловых было куплено врачом Лапчинским. Таким образом, в пожаре 1850 церковь, украшенная стараниями отца и сына Макаровых уцелела.

Письмо П.М. Третьякова И.К. Макарову

«Милостивый государь, Иван Кузьмич. Я столько лет ждал, что более уже не намерен еще ждать, а покорнейше Вас прошу или немедленно возвратить деньги столько лет полученные с меня, или же немедленно прислать мне какую-либо работу Вашу, равняющуюся сумме Вашего долга – именно 400 рублям. С истинным почтением имею честь быть Вашим покорнейшим слугой. П. Третьяков. 7 марта 1879. Москва» (ГТГ ОР. Ф. 1. Д. 4751. Л. 124)

Письмо И.К. Макарова П.М. Третьякову

«Милостивый государь, Павел Михайлович! Вполне понимая, что терпение Ваше могло иссякнуть в таком долгом ожидании, тем не менее, не признавая себя виновным, считаю не достойным себя всякие оправдания или извинения. Прошу у Вас только две недели срок по причине болезни, от которой я только что оправился, а потому естественно не имею столько денег, чтоб возвратить Вам мой долг, окончить начатую для Вас работу тоже не в состоянии немедленно, так как еще недостаточно оправился для этого.

Через две недели я извещу Вас о том, что я смогу сделать для Вас, но так как Вы уже заявили, что Вы одинаково будете удовлетворены присылкой картины или денег, то я смею уверить Вас, что не долго останусь у Вас в долгу. Примите, милостивый государь, уверение в моем уважении. Иван Макаров. 1879-го года 14 марта» (ОР ГТГ. Ф. 1. Д. 2213. Л. 1-1 об.)

Я.П. Полонский. Образ Спаса Нерукотворного. Н. (так в тексте) Макарова // Нива. 1886. № 14

Образ этот – заказ частного лица для одной сельской церкви; но прежде чем он вышел из мастерской художника, стал предметом поклонения и толков.

Говорят, Рафаэлю Санцио явилась Дева Мария, как неизъяснимое и светлое видение, в одну из тех минут мучительных и тревожных, когда в душе этого великого живописца созревал образ его Сикстинской Мадонны. Такие галлюцинации не противоречат современной нам психологии. Сильная вера и гений – каких чудес не может произойти от союза их!

Глядя на образ г. Макарова, всем известного русского портретиста и уже маститого художника, невольно приходит в голову, что и тут участвовало нечто вроде экстаза или сонного видения, так человечно-божественен тот лик который написала кисть его, а впечатление так неотразимо, что и в шуме света оно не скоро покидает тех, кто видел этот образ в мастерской г. Макарова или на выставке в здании Соляного Городка, близ Цепного моста.

Это вовсе не лучшая картина, не самая блестящая по колориту, не самая эффектная из числа тех картин, которые появляются у нас на выставках – передвижной или академической. Нет, не лучшая, но единственная и, быть может, самая вдохновенная.

Таланта мало, чтоб написать такой образ, нужно глубоко религиозное чувство. Есть один старый стих: «умей заплакать сам, чтобы плакать нас заставить…», «Умей же сам молиться, чтобы заставить молиться кого бы то ни было». Есть картины, на которые смотришь с наслаждением, на образ Макарова иначе нельзя смотреть как с благоговением…

За последние десять-пятнадцать лет мы немало встречали на картинах библейского содержания изображений Спасителя; но, начиная с Грешницы Семирадского и кончая нерукотворным Спасом Макса (с оптическим фокусом закрывающихся и открывающихся глаз), не было ни одно лица, на котором лежала бы печать высоко-человеческой красоты, нравственной силы или божественного призвания; мало того, были и такие лица, которые напоминали нам кого-либо из наших знакомых. Так, я помню, как одно такое лицо Христа невольно напоминало мне черты или портрет Белинского. Смею думать, что лица, изображенного г. Макаровым никто из нас не встречал, да может быть и не встретит.

Лицо это идеально, а стало быть и реально в высочайшем смысле этого слова.

Это не парадокс.

Идеализированные образы богов и богинь древней Греции до сих пор живут в памяти человечества. Они пережили Грецию, пережили немалое количество государств и городов, и до такой степени понятны нам, что выкинуть их из памяти, как этого желают поклонники обыденного и пошлого реализма, значит, лишить себя наследства, ничем незаменимого. Не указывает ли это, что все эти Зевсы, Афродиты, Аполлоны и музы гораздо реальнее, чем наши отцы и матери, жены и дети, друзья и любовницы. Так, если лик Спасителя на образе г. Макарова, есть один из самых идеальных по сравнению с другими, то это только потому, что лицо это одно из самых реальных, созданных не в угоду той или другой современной нам мысли, не в угоду отрицателей, в меру веры и понимания Христа, — бесчисленных тысяч людей молящихся, настоящих и будущих.

Я слышал, некоторые из числа строгих ценителей и судей, говорят: г. Макаров создал не оригинальный, не самостоятельный образ Спасителя, такие же лица Христа, говорят они, не раз уже появлялись на картинах величайших мастеров итальянской школы, подобные черты и подобное выражение не трудно встретить в любом музее, где собраны сокровища живописи; мало того, один из немногих знатоков искусства находит, что лик Спасителя, написанный Макаровым, напоминает ему лик Юпитера Олимпийского. Соглашаюсь вполне, но что же это значит? Значит ли это, что г. Макаров подражал умышленно, что он долго ездил по разным музеям и копировал лучшие лица Христа, до него воспроизведенные, или добыл копию головы Зевса, и нарочно, прежде чем самому писать, изучил черты лица его. Ничуть не бывало. Г. Макаров, создавая лик своего Спасителя, доказал только одну великую истину, что чем выше идеалы художника, чем они совершеннее, тем они ближе друг к другу, или тем похожее друг на друга образы ими созданные. Попробуйте изобразить совершеннейшую красавицу, и если вам это удастся, то и чертами своего лица и линиями своего торса она непременно напомнит вам или классическую красоту какой-нибудь античной статуи, или одну из мадонн Рафаэля, Тициана, Мурильо и др., хотя бы художники, ищущие идеальной красоты, в своей обыденной жизни, вполне удовлетворялись миловидностью хорошеньких и кокетливых подруг своих. Поясню это сравнением: линии, очерчивающие пирамиду или конус, тем ближе друг к другу, чем они ближе к вершине, и наоборот: чем ближе к основанию, тем они дальше. Ясно, что высочайшая человеческая красота – одна, что она никем вполне не уловима; но чем кто ближе подходит к ней с одной стороны, тем ближе он становится к тому, кто достигает ее с другой стороны, т.е. ближе к возможности вопрос о совершенной красоте решит почти так же, как и его соперник.

Так, кажущееся подражание г. Макарова, может ему служить только в похвалу, а не в порицание.

О лике Спасителя было не мало толков и препирательств: иконописцы и художники средних веков умышленно старались изображать Богочеловека в непривлекательном виде, даже в безобразном, основываясь на мнении Климента Тертулиана, Киприана, Кирилла Александрийского, блаженного Августина и других, наведенных на мысль о невзрачности Христа одним местом из пророка Исаии, которое получило в средние века, наклонные к аскетизму, авторитетное значение.

Только со времени Златоуста и И. Дамаскина заметен поворот в другую, противоположную сторону – и постепенно складывается сказание об идеальной, неземной красоте Спасителя.

В XIII – XIV веке отыскивается послание Публия Лентула в Римский Сенат об Иисусе Христе (историческая критика утверждает, что такого Лентулла никогда не существовало; но кто докажет, что имя это не было искажено десятки раз переписчиками рукописи и не искажено до такой степени, что нельзя найти его в списке римских проконсулов в Иудее во времена Спасителя).

Вот, что пишет этот Публий Лентулл:

«Говорят, он великий пророк; его ученики называют его Сыном Божиим… Он высокого роста, прекрасно сложен; вид его строгий, лицо выразительное. В одно и тоже время он располагает к себе и внушает страх. Волоса у него с красным отливом: они гладки до края ушей, начиная от которого они виясь падают на плечи и ниже; на темени оне у него раздвоены по обыкновению жителей Назарета; лоб гладкий и ясный, лицо чистое с легким румянцем, что придает ему красоту. Взгляд у него открытый и приятный; нос и рот безупречные, борода его одного цвета с волосами, раздвояется; глаза голубые и необычайно блестящие. Упреки и укоры его ужасны; когда же он наставляет и увещевает, слова его приятны и полны привета. На лице его какая-то чарующая грация, проникнутая важностью. Никто не видел его смеющимся, но видели его плачущего. Стан у него высокий, руки изящны и долги. Слова его проникнуты важностью и мерой».

В одной древней армянской рукописи, писанной в Индустане, в городе Лайуре (Лагоре) в 1030 году, священником Иоанном, после разных вопросов, ответов и рассуждений о том, что все сотворенное подлежит измерению, и что красота есть соразмерность членов, он переходит описанию Спасителя, и вот слова его: «Когда Господь Иисус Христос учил в синагоге, одна женщина, пристально вперившая в него свои глаза, в красоту лица его, не выдержала и лишилась чувств».

Затем о красоте Христа говорится часто восточным языком, гиперболическим и для нас не ясным: Христос сравнивается с восходящим солнцем, глаза его с морем, уши с краем облака освященного солнцем, ланиты с зерном гранатного яблока и т.п.

Привожу эти выписки в доказательство, что сказания о Христе, дошедшие до десятого века нашей эры, вполне оправдывают стремления христианских художников облекать образ Христа в красоту и величие. Вот апокрифическое сказание о том как Спаситель велел Фоме привести к себе живописца Агапия, посланного Авгарем, князем города Едесса в Сирии, назвал его по имени, спросил у него письмо к нему от Авгаря, велел принести себе воды и умыв лицо, отер его поданным ему убрусом, на котором и отпечатался божественный лик его.

Но западная церковь и художники католической веры, как кажется, охотнее придерживались другого сказания – сказания о том, как Христос во время несения на Голгофу креста своего, утер лицо свое поданным ему убрусом, и на убрусе отпечатался изнеможенный, окровавленный лик его.

Г. Макаров придерживается первого сказания и изображает нерукотворный образ Спаса в том виде, в каком был он на стене над городскими Едесскими воротами, т.е. в золотой раме, сделанной по приказу исцеленного от недугов Авгаря, в раме осыпанной дорогими камнями с неугасимой лампадкой и пальмовой ветвью, напоминающей вход Христа в Иерусалим на ослице.

И образ г. Макарова совершенно верен этому сказанию.

На полотне нет складок, так как по преданию оно было наклеено на доску из не гниющего дерева; на голове нет тернового венка и в лице нет следов мучительной пытки. Полотно как бы вставлено в раму в восточном вкусе, перед рамой внизу неугасаемая лампадка и пальмовая сухая ветвь.

Лицо Христа написано без всяких следов кисти (или, как говорят, помазков), точно оно само собой отразилось на полотне. Оно несколько туманно и как бы расплывается в неясных очертаниях, что нисколько не мешает его рельефности. Оно становится тем живее и рельефнее, чем дольше в него всматриваешься. Золотая рама и каменья написаны довольно бледно, с умыслом, чтоб на них как можно меньше обращали внимание; но это напрасно. Если та резная, позолотой украшенная киота, в которую вставлен образ, не убивает впечатление, то и рама, написанная более яркими или блестящими красками, нисколько не повредила бы центру картины, или лику Спасителя.

Что касается до правильности очертания головы или ея рисунка, то многие справедливо замечают, что линия очерчивающая темя слишком высока, т.е.мы видим голову так, как могли бы видеть ее только при наклонном положении лица Спасителя и это единственный недостаток образа, заметный немногим строгим рисовальщикам, но нисколько не вредящий впечатлению».

Булгаков Ф.И. Наши художники. (Живописцы, скульпторы, мозаичисты, граверы и медальеры) на академических выставках последнего 25-летия. Биографии, портреты художников и снимки с их произведений. Т. 1-2. СПб., 1889

Макаров Иван Кузьмич – академик живописи (с 1855 г.), портретист, родился в Арзамасе 23 марта 1822 г. Отец его, учившийся в арзамасской художественной школе Ступина, был учителем рисования в уездной школе в Саранске (Пензенской губ.) и потом сам имел рисовальную школу сперва в Саранске, а затем в Пензе. И.К. учился под руководством отца. За рисунки, эскизы и этюды, присланные в Академию Художеств, последняя дала ему звание свободного художника, а в 1843 г. приобрела его картину «Две мордовки Рязанской губ.», находящуюся в академическом музее и по сие время. В 1845 г. он поступил в Академию в ученики А.Т. Маркова и получил две малые серебряные медали в 1845 г. за портрет и картину «Девушки на гулянье в русском костюме», в 1846 г. – за рисунок. С 1853 г.по 1855 г. И.К. был за границей, преимущественно в Риме, на средства Общества поощрения художеств и великой княгини Марии Николаевны. Из его портретных работ дамские и детские портреты отличаются грациозностью. И.К. написал немало икон по частным заказам. По приглашению своего бывшего учителя Маркова он работал в Московском храме Христа Спасителя над исполнением плафона в куполе по … Маркова «Триипостасный Бог», но эта работа оказалась неудачной (См. изд. И.Н. Крамской. СПб., 1888, стр. 38 и след.) Наиболее известным произведением его по религиозной живописи считается «Нерукотворный образ Спасителя», выставлявшийся в Петербурге в 1885 г. В период последнего 25-летия И.К. только в 1876 г. принимал участие в академической выставке, где находился его работы портрет ген-адъют. Б.Г. Глинки-Маврина. (Т. 2, с. 21)